News / Новости

Uzbekistan: Хлопотная работа реставратора

02/09/2014 15:35

Его предков называли "арбобы" — мастера по части строительства. Если говорили "арбобы", то его предков понимали.  Его отец был один из тех, кто начал Хиву восстанавливать. Реставрация по строительству началась после войны, в 1950-е годы прошлого века

Главные ворота. Семья реставратора Куранбая Маткаримова жила напротив них. Через Ичан-Калу проезжали машины — грузовики, тракторы с хлопком на завод ехали. А ворот вообще не было. А там, где сегодня Куня-Арк, там склады были, стену обломали, сделали ворота для машин. Все стены полуразрушенные были, страшно проехать. Снаружи казалось, что они уже на тебя падают. Их восстанавливали.

Потом, когда стали готовиться к юбилею Амира Темура, много чего еще сделали. Сейчас под крепостью есть дорога. Раньше ее не было, и были жилые дома прямо впритык к стене. Куранбай и его друзья думали, как люди не боятся — на них же упасть что-то может!

В 80-е ХХ века, когда начали реставрацию, были те, кто предлагал не только крепость восстановить, но и всех людей выселить, сделать часы посещения, а на ночь ворота закрывать. Но когда начали жилые дома разбирать по обе стороны стены, посмотрели — что-то пусто становится. И государство само коттеджи построило. Канализацию центральную, водопровод провели. Правильно сделали — санитарное состояние было плохое. Куранбай Маткаримов тоже участок получил, теперь здесь его гостиница.

Куранбай Маткаримов — не очень большой специалист, но кое-что для себя узнал. Были кружки, дом пионеров. Сперва простые орнаменты учились делать, потом композицию строить, рисовать. Время пошло, он начал работать с резчиками по гипсу. Потом в 82-м году началась подготовка к юбилею Аль-Хорезми . На 1983-й год назначили юбилей — 1200 лет, и сразу появился большой интерес к реставрации орнаментов. До этого к ним никто не прикасался, а тут взялись за реставрацию. Из Ташкента приехали специалисты, к ним Куранбай Маткаримов и попал.

Интерьерные работы начались примерно тогда же, в 1982-м году, начали с Таш-Хаули. Очень долго работали на этом объекте, года до 1985-го. Потом в Куня-Арк перешли. Потом работали во дворце Нурулла-бая. Его закрыли в декабре 1983-го и закончили в 1987-м в октябре. Там и потолки, и стены, и паркет, и окна-двери нужно было делать.

Интересный дворец. В той части города в ханские времена немцы жили, они помогали отделку дворца делать — теперь в том дворце смешение стилей восточного и европейского.

С 90-х годов по всей республике реставрация пошла очень большими темпами. В Хиве, потом в Бухаре мечети, оттуда в 1993-м году переехали в Шахрисабз. В 1996-м году 600-летие Амира-Тимура, и все, что он построил, по всей республике восстанавливали. Самый сложный объект — Аксарай в Шахрисабзе, который реставраторы законсервировали. Потом была мечеть Кок-Гумбаз там же. Счастье реставраторов, что они туда первыми попали, никто не успел испортить росписи.

 Когда Куранбай Маткаримов пришел в реставрацию, начал изучать, очень быстро понял — это не такая работа, чтобы взял, новое сделал и ушел. Старую вещь восстанавливаешь, очень осторожным с ней нужно быть. Порядок есть — что можно делать, что нельзя, там свои методы, технологии, правила работы. Та же майолика. Она в Хиве очень пострадала. Реставраторы сразу поняли, что на ней нужно делать только консервацию. Если хочешь полностью восстанавливать, то для этого мастера нужны. А где их искать?

Были времена, когда ремесла притормозились, были трудные времена. В ханстве все стабильно шло. Потом же перемены начались — революция, коллективизация, еще какие-то вещи, которых  предки Куранбая не понимали. Их работа была никому не нужна. Когда работа требуется, ты можешь развивать свое искусство, а во времена, когда твоя работа не нужна, все чуть-чуть притормаживается, останавливается.

Все дела так приостанавливались. Допустим, резьбу по гипсу, когда жить трудно было, никто не хотел заказывать. Не только у них, везде это было. Майолика очень сильно пострадала. Это не профиль К. Маткаримова, но все равно он знает, как это все делается. Это очень сложный процесс. Мастера, которые знали, как это делается, постарели, ушли, учеников мало стало. Потом, когда решили реставрировать, то понадобились мастера. Вот тогда майолику тоже тронули. Вот тогда она уже понадобилась. А до этого времени она никому не нужна была, поэтому ее никто не делал. Эта работа требует больших знаний. Раньше люди знали. Загнали в печь продукцию и знали, когда ее забирать, чтобы все одинаково, хорошо вышло.

Когда зайдете в Таш-Хаули - в гарем, как войдете — большой двор, а вокруг балконы — айваны. Там реставраторы только два балкона успели сделать. Остальные Куранбай не знает — кто делал. Они, конечно, были мастера своего дела, орнаменты знали, как писать, росписи. Но что такое реставрация и что такое памятник у них в голове не было. Еле успели восстановить. Они что сделали — на кальку рисунок сняли, потом все росписи содрали, штукатурку сверху, на нее рисунок. Цветом покрасили, какой в голову придет. Вот это и есть варварство. И это не один пример такой! Самое обидное, что то, что уже утрачено, гости видят, фотографируют и думают, что так и было.

Там писать не надо, там консервировать надо! Чтобы потомкам досталось! Суть дела в этом. Очень легко убрать, похожую роспись сделать и с этим жить. Но этого нельзя делать. В свое время мечети, другие помещения превратили в склады — их оштукатурили. Реставраторы с Куранбаем Маткаримовым эту штукатурку сняли, под ней росписи появились. Цвета сохранились, но они, же меняются. Время, холод, жара, дождь, снег ветер — все рушат года. Чтобы найти оригинальные краски, пришлось кое-где разбирать, искать те части, где балки заходили в стену, куда воздух и вода не попадали. Там они краски находили. Дальше колер подобрать подтонировать — дело рук. А еще краска там шелушилась. Ее надо не содрать и сверху нарисовать, а приклеить на новое место. Расчищали, конечно, потом, тонировали, укрепляли. Где исчезло, дополняли. Может оно и грязно смотрится, грубо, не так красиво. Но они вернули, как было.

Глазурь с майолики отслаивается. Изнутри из глины соль идет, сама плитка из-за этой соли в порошок превращается. Глазурь еле держится, чуть руками тронешь — рассыплется. А  они как делали — взяли марлю. Сверху на нее столярный клей: засохнет — схватится, намокнет — снова размякнет. И марлю с этим клеем наклеили на глазурь. На следующий день эта марля засохла, реставраторы ее вместе с глазурью спокойно сняли, плитку поменяли, глазурь назад поставили. Сама родная вещь на своем месте осталась.

Сегодня мы живем, поживем, уйдем. А жизнь идет. А суть где? Их когда реставрации учили, говорили так: "Вы можете еще красивее сделать. Но это уже ваше будет, а не из истории. Зачем так делать? Нельзя так делать! Дети должны знать, что 100, 200, 300 лет назад их деды смогли сделать, что умели". Одну майолику возьмем. Тогда измерительных приборов не было, газа не было. Они жгли дрова, знали, когда плитку положить, когда убрать, а делали прекрасные вещи. А сейчас, когда температуру контролировать, можно одной спичкой газ зажечь, он постоянно гореть будет. Почему сейчас не так же получается, почему тогда красивее делали? Вопросов много. Не можешь сделать — пусть останется, кто-то потом научится. А ты сохрани, как есть.

Куранбай Маткаримов сам знал орнаменты, это у него было. Но потом он учился реставрировать, и это уже совсем другое. Вовремя их научили. Может быть, если бы не научили, то они бы и сами те айваны так содрали. Грязновато получилось. Их тогда торопили. Вообще, когда торопят, плохо получается. Потом смотришь на свою работу и думаешь: "Вот если бы дали время, можно было бы совсем хорошо сделать". Может быть, потом кто-то решится полностью восстановить, у кого опыта больше.